Рождество - единственная причина, по которой я хоть как-то переношу зиму. Это не только второй по важности праздник в году, условная дата события, однажды давшего нам шанс на спасение души, но это время света, время чудес, время теплых моментов холодными вечерами, любимой музыки и подарков. Рождество делает людей немного добрее и немного заботливее хоть на неделю, хоть ненадолго. В Рождество хочется быть с родными, с теми, кого любишь. Хочется греться в объятьях возлюбленных и поддерживать тех, кто одинок. В Рождество всем нужна любовь. Любовь, проснувшаяся более двух тысяч лет назад где-то в Азии в деревянных яслях.
Моя подруга сейчас там, в Азии. Моя Софа отправилась в путешествие без меня, и я жду-не дождусь, пока она вернется с подробностями о том пробирающем до костей кожно-мурашковом чувстве, которого она набралась на Святой Земле в это Рождество. А тут в Тбилиси все проще. Рождество настанет через пару недель, все невозмутимо спокойно готовятся к новому году. Вчера утром вышла на улицу. После предыдущей, рождественской ночи, когда все мои близкие, входящие в религиозное меньшинство нашей страны, пели псалмы в продрогшей церкви, а потом будоражили социальные сети блестящими открыточками, казалось очень странным, что люди на улице непоколебимо обычны и непраздничны. Мне хотелось кричать всем соседям и прохожим "С Рождеством!", но они бы меня не поняли, и я молча, хоть и пружинисто-бодро, шла по своему пути.
Рождественские покупки в этом году дались с трудом из-за жуткого завала на работе. Но когда я все же добралась до магазинов, столкнулась с кое-чем интересным. Я пробиралась со здоровой тележкой супермаркета сквозь муравейник предпразднично целенаправленных людей, когда передо мной появились олени. Нет, не живые, конечно. Просто светящиеся белые фигуры, украшающие магазин. Какая-то женщина фотографировала свою дочку на их фоне. Девочка обнимала самого маленького олененка, размером с небольшую собаку. Мать убрала телефон и направилась прочь вместе с девочкой. Но спустя секунду девочка, не окликнув идущего впереди родителя, вернулась к олененку, огляделась по сторонам, быстро поцеловала свою ладонь, а потом приложила ее к мордочке оленя. Спустя секунду она снова следовала за ничего не заметившей матерью.
Я же говорила, в Рождество всем нужна любовь. Даже бутафорным оленям.
Зима - время, когда мои вечно ледяные конечности чувствуют себя паршивее обычного. Я грею их на диване перед плоским холодным теле-камином или в тазике, сидя на неудобно выпуклой крышке унитаза. Последний, это тот случай, когда я могу использовать бездействующие глаза и руки и недолго почитать книжку. Совсем недолго. Ноги давно уже согрелись, а вода давно уже остыла, но я вычерпываю ее кружкой и заливаю новые порции горячей воды, потому что в интересной книжке еще много страниц до конца главы. А останавливаться на середине страницы, видимо, запрещено подсознательным перфекционистским законом.
Еще немного о холоде. Я знакома с тремя подружками, с которыми мы недавно ехали в метро. Назовем их тремя мушкетерами. Просто так, потому что кроме них в голову приходят только три поросенка. А эти девочки совсем не поросята. Едем, болтаем, вагон забит до отказа, душно. Атос и Портос улыбаются и что-то рассказывают. А вот Арамис - молчаливее, серьезнее. Стоит себе рядом. Тут Атос резко спрашивает: "Тут холодно?" Я подумала, как же холодно в такой духоте? Но Портос подхватила: "Тут холодно или это Арамис?". "Это Арамис!" - со смехом хором воскликнули девчонки, глядя на третью подругу. Хорошее чувство юмора. У всех троих.
У половины нашей планеты зима ассоциируется со снегом. В Тбилиси снег редкость. А даже если пойдет, ему рады минут двадцать, до тех пор, пока он не начнет таять. Зато я помню снег в России. Огромные кучи белого пушистого холода, возвышающиеся над моей восьмилетней, но уже кудрявой головой. Мы выкапывали в них дома. Прямо внутри снежных сугробов. Комнаты, как в комедийных телесериалах, где отсутствует передняя стена.
Зато есть все остальное - снежные стулья, снежный стол, снежные тарелки и снежные фрукты. Мы садились снежно обедать и вели снежные беседы, пока не переставали чувствовать свои отмороженные пятые точки.
В Подмосковье зима была еще заваленнее и девственнее. Снег лежал нетронутым ковром, бархатным, блестящим. Можно было присесть, наклонить голову набок и увидеть ворсинки поломанных снежинок, покрывающих сугробы. А порой эти сугробы блестели, как в волшебных мультфильмах без всякой электропроводки. Мы катались с горы на санках, в коробках, на жестяных остатках какой-то крыши, на коленях и попах. А иногда, в неудачных случаях, и на лицах.
Болтала сегодня по телефону с моей сестрой, и она рассказала мне об одном эпизоде, который я помнила крайне смутно. Однажды мы с Ниной и с редким подмосковным гостем - дедушкой решили скатиться с самой большой горки, имеющейся у Заречного села. Это была асфальтированная дорога, которую заносило снегом и сравнивало с окружающими полями картошки в это время года. Летом мы летали с этой горы на велосипедах. Да-да, летали и тормозили всем, чем попало. Горка даже тогда казалась страшной, хотя в детстве я явно была смелее. В тот зимний день мы катались на дедушке. Он ложился на санки, а мы с Нинкой ложились на него и катились вниз, смеясь. Сестренка рассказала по телефону, как хорошо помнит лысеющий затылок дедушки и его руки, распростертые, как у морской звезды. Не успели мы разогнаться, как внизу из-за поворота появилась машина. Моя запылившаяся память рисует огромный грузовик, но, кажется, это был простой легковой автомобиль. Помню, как мы все перепугались, машина пыталась затормозить, мы пытались затормозить. Но скорость уже была неконтролируемой, и мы все: я, Нинка, дедушка-звезда, санки и грузово-легковой автомобиль улетели в сугроб. Выжили все. Даже санки.
Еще помню другую зиму, когда мы с Мари пытались согреться на одиноком вокзале города Зестафони, где мы забились в еле-освещаемый угол деревянной скамейки, и нас спасал только термос, полный горячего чая с пластмассовым вкусом. И чувство юмора. Оно порой согревает лучше, чем любые горячие напитки. Оно делает жизнь лучше, отношения крепче, а дни светлее. Так же, как Рождество. Так давайте же смеяться. Давайте видеть хорошее в надоевшем. Давайте радоваться мелочам. Давайте любить.
С Рождеством!